Девочка Тамара родилась в 1960-м году в селе Фурмановка под Джамбулом, на юге Казахстана. Весна сюда приходит раньше, чем на север, а места эти, как и любой юг, отличаются гостеприимством и простотой. В соседях у семьи Тамары — 8 тысяч человек. Рассказывая о знаменитых земляках, здесь обязательно упомянут рекордсмена по стрижке овец, а после беседы напоят чаем с огромными чебуреками или накормят пельменями с бульоном — здесь любят вкусно и душевно поесть.
Тамара, росшая в атмосфере любви, заботы и домашних пирогов, и сама с детства любила готовить: и лапшу стряпала, и пельмени, и блины. Мечтала стать профессиональным кулинаром, поваром горячего цеха, да родители сказали: ох, Томочка, весь этот жар-пар, перепады температур — не стоит тебе туда с твоим глазом.
Глаза у Томы-то и нет. Она к этому давно привыкла, точнее, даже и не помнит, как это — когда оба глаза и оба видят. В пять лет девочка переболела корью и начала жаловаться на правый глаз: то чешется, то краснеет, да и видеть стал хуже. Врачи сказали родителям Томы, что корь дала серьёзное осложнение. Направили сначала в больницу районного центра, а оттуда — в республиканский научно-исследовательский институт глазных болезней в Алматы. Там заключили: этот глаз видеть уже не будет, а вот второй надо спасать — и для этого придётся пожертвовать нездоровым.
Потом ещё какие-то процедуры назначали, и лечение разное, но сама Тамара ничего об этом не помнит, а родители никогда ей об этом не рассказывали: говорили, мол, тяжёлая тема, и просили: «давай, Томочка, без подробностей». Мама у Тамары и сейчас жива, но о той операции и о лечении они много лет не говорили: мама годами винила себя, что не уберегла дочкин глаз.
С пяти лет Тома начала жить с глазным протезом. Никакого значения она этому не придавала: протез и протез, от здорового глаза ничем не отличается, разве что не видит. Врачи обучили родителей всем уходовым процедурам, а те научили всему дочку: и снимать, и мыть, когда надо — ничего особенного, быстро вошло в привычку, как зубы почистить. Меняли протезы регулярно: Тамара росла — и протезы потихоньку росли. Когда Тамаре исполнилось десять лет и глазная полость сформировалась, начали делать индивидуальные протезы — всё как полагается.
Она и знать не знала, что с ней что-то не так, пока не перешла в среднюю школу. Там и дети наблюдательнее, и возраст соответствующий: в четвёртом классе её начали дразнить мальчишки. Когда разузнали, почему у одноклассницы глаз косит, начали смеяться и подначивать: «Эй, циклоп!» «Одноглазая!» Родителям Тома ничего не говорила, щадила. Могла бы и сама за себя постоять, такой характер, но в драку не лезла: боялась, что протез разобьется — их ведь в то время делали из стекла. Но вот от брата — тот на два года старше сестры — школьные свои дела-обиды не скрывала. Тот после уроков пару раз разобрался с пацанами по-свойски. Да и учителя («мудрые были педагоги, да и мы, дети, к ним прислушивались, так уж были воспитаны!») говорили задирам: «Посмотрите на себя, потом уже на других». К старшей школе всё и прекратилось.
В Алматинском медицинском колледже, куда она поступила сразу после школы, у бойкой весёлой оптимистки Тамары сразу образовалось много подруг. У многих девушек были свои особенности: у Маши одна рука плохо работала, у Кати на левой щеке темнело огромное родимое пятно, Лена, перенесшая остеомиелит, хромала. Ну а у Тамары — глазной протез. Никто тут друг на друга косо не смотрел и за спиной не обсуждал: жили дружно, поддерживали друг друга, бегали на танцы и в музеи. Впрочем, развлекались редко — учёба и практика у будущих фармацевтов съедала всё время.
После училища по распределению Тома начала работать в аптеке. Через месяц за какими-то таблетками в аптеку зашёл бывший однокашник Тамары Серёжа Легенчук — а к вечеру вернулся, чтобы пригласить девушку на свидание. Росли рядом, учились в одной школе, о протезе знал и Серёжа, и его родители. Когда сын начал ухаживать за Томой, его мама поначалу злилась: бывало, возьмёт в руки куклу, вытащит ей глаз и шипит на сына — вот, мол, смотри, и у вас такие же дети безглазые будут! «Мама, я её люблю и женюсь на ней!» — Серёжа сказал как отрезал. Через год после первого свидания поженились, а ещё через год, когда Томе исполнилось 22, родили сына Женю.
Жили дружно и складно: любили друг друга, ходили по грибы, ездили рыбачить. Вернулись в поселок, завели хозяйство: коровы, барашки, куры, индоутки, огород. На столе всегда своя сметана и творог. Тамара пекла шарлотки и оладьи, Серёжа нахваливал и запивал их холодным свежим молоком, Женя таскал со стола мамины пирожки с картошкой и убегал играть в футбол.
Спустя пять лет после Жени родился и второй сын, Саша.